На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Будь в курсе!

14 959 подписчиков

Вестернацизм: Они привели нас на самый край. Дальше — только наша Правда

Феофан Грек. Спас Вседержитель (Пантократор). 1378. Великий Новгород Феофан Грек. Спас Вседержитель (Пантократор). 1378. Великий Новгород

Дмитрий Юрьев 

Замечательный журналист Юрий Васильев сказал, что отстранение наших параолимпийцев наделяет Россию, всё русское общество совершенно новым и очень опасным для её врагов чувством абсолютной, безоговорочной правоты. Чувством, которым — сколько бы мы ни смеялись над «родиной слонов» и «приоритетом братьев Черепановых» — русских наделить очень трудно. Почти невозможно.

Ну хотя бы про «приоритет» времён сталинской борьбы с космополитизмом. Типичное и некрасивое чиновничье самохвальство, и ещё Иван Грозный говорил своим боярам по поводу Рентгена… Но это же очень смешно! Это же в те — сталинские, когда за анекдоты сажали, времена — так шутили!

А так, вообще-то, нерешительные мы. Великая Британия нимало не стесняется того, что её национальная церковь учреждена (и возглавлена) убийцей и развратником Генрихом VIII, и что по совокупности сопутствующих потерь (размаху смертных казней как за ересь и политику, так и за бродяжничество и воровство) Старая Добрая Англия времён Генриха и его дочери, королевы Марии Кровавой, многажды переплюнула современную ей страшную опричную Русь Ивана Грозного. Более того — Генрих номер восемь давно уже стал кем-то вроде сказочного короля эльфов. А постопричная рефлексия русских как началась молитвами Феодора Иоанновича, так и по сей день подпитывает столь свойственное нам непрекращающееся покаяние…

Вот, кстати, что рассказывал о первых днях Великой Отечественной один из её самых знаменитых (хотя и забытых сегодня) менестрелей и трубадуров — Илья Эренбург. «В начале войны у наших бойцов не только не было ненависти к врагу, в них жило некоторое уважение к немцам, связанное с преклонением перед внешней культурой. Это тоже было результатом воспитания… — рассказывал он. — Помню тяжёлый разговор на переднем крае с артиллеристами. Командир батареи получил приказ открыть огонь по шоссе. Бойцы не двинулись с места. Я вышел из себя, назвал их трусами. Один мне ответил: «Нельзя только и делать, что палить по дороге, а потом отходить, нужно подпустить немцев поближе, попытаться объяснить им, что пора образумиться, восстать против Гитлера, и мы им в этом поможем». Другие сочувственно поддакивали. Молодой и на вид смышлёный паренёк говорил: «А в кого мы стреляем? В рабочих и крестьян. Они считают, что мы против них, мы им не даем выхода…» Я должен был предупредить наших бойцов, что тщетно рассчитывать на классовую солидарность немецких рабочих, на то, что у солдат Гитлера заговорит совесть, не время искать в наступающей вражеской армии «добрых немцев», отдавая на смерть наши города и села. Я писал: «Убей немца!»

Да, именно так он и писал, этот богемный литератор, успевший до войны стать завсегдатаем парижских кафе, а в годы её — прошагать по фронтам, где в его честь называли танки, а драгоценную газетную бумагу приказом командира партизанского отряда разрешали пускать на самокрутки только после того, как оттуда будут вырезаны и отложены «на перечитать» заметки военкора Эренбурга. Почему? Да именно потому, как он писал: «Рабовладельцы, они хотят превратить наш народ в рабов… Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать… Убей немца! — это просит старуха-мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!«

Ещё двоих считают соавторами того — красного от крови — великого отечественного пиара. Проекта «Убей его». Константина Симонова — автора одноименного стихотворения (сейчас мы предпочитаем помнить его под названием «Если дорог тебе твой дом»). И Михаила Шолохова — автора невыносимого рассказа «Наука ненависти», который даже цитировать страшно.

И, наверное, никогда больше не была так безусловно, так сокрушительно оправдана пропаганда — каждая нота в этой оглушительной симфонии гнева, начатой словами «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!»

Именно потому, что без таких усилий — этих троих, множества других таких же талантливых, сотен тысяч третьих — не прорвать было бы эту нашу самую глубокую национальную идиосинкразию: неуверенность в собственной моральной правоте. В Правде. Удивительную особенность Русского мира во всех его изводах, никогда — в самых кровопролитных войнах — не позволявших себе так легко обесчеловечивать врага, как делали это поколения тевтонских псов-рыцарей, иберийских конкистадоров и бельгийских цивилизаторов Африки. Русские — при кровавом деспоте Иване Грозном — брали Казань, но принимали татар «под руку царя». Русские расширялись, вовлекая народы, но не уничтожая и не нивелируя их. Русские культивировали уважение к «немцам» и «шведам» с «французами», рассказывали легенды о Петре Великом, благодарившем на поле брани своих «учителей», и давали гораздо больше воли в злых делах своим начальникам и царям, когда дело доходило до внутренних распрей — с Новгородом ли при том же Иване, с Кронштадтом и Тамбовом ли при большевиках.

Скажу то, о чём сейчас (уже, наверное) не стоит даже напоминать — о настроениях обывателей в первые дни великой войны. В документах, письмах, показаниях, выбитых в застенках НКВД, проскальзывают эти шальные фразочки про «великий культурный немецкий народ», про «как-нибудь обойдётся». И это — будущее, которое меняет прошлое, ещё тогда не наступило — было всего лишь слабостью, усталостью, глупостью. Совершенно не обязательно предательством. Потому что было совершенно непонятно, уму непостижимо, душой невместимо — с чем нам предстоит столкнуться…

…Конечно, советская пропаганда готовилась к войне, а песню «Вставай, страна огромная» чуть ли не отрепетировали заранее, конечно, всякая война — вспомним Гашека и его издевательские цитаты из патриотических баллад времён Первой мировой — это война лозунгов в том числе. Но стихи Симонова — это слишком хорошие стихи. Рассказ Шолохова — слишком страшный рассказ. И слова военкора-пропагандиста Эренбурга — слишком высокого накала даже для новой мировой войны. Потому что вся эта история — про «Убей его!» — это история про слишком. Про то, что вывело события за рамки военного дела. За рамки истории. И даже за зоологические границы биологического вида Homo Sapiens. Поэтому так кричали поэты и писатели. Вместе со своим стомильонным народом. Они почувствовали, что Правда — русская Правда — точно на их стороне. Что вопросы теперь решаются не между большим и меньшим злом — а между всеми нами с одной стороны — и единым, неограниченным, воплощённым Злом. Не оставляющим нам ни единого шанса, кроме как его убить.

Собственно, это было точкой фазового перехода. Ещё вот-вот, совсем недавно — «странная война», договоры о ненападении и мюнхенские сговоры. Разные геополитические интересы и идеологические подходы. Правые, левые. Тевтонский дух и пролетарский интернационализм. А потом — всё. Другое квантовое состояние.

Такого рода переломные моменты случаются в Истории очень редко. Это бывает тогда, когда под сомнение ставится Смысл Истории как таковой — подобием репетиции Апокалипсиса. И, конечно, Вторая мировая война была такой репетицией. Можно сказать, генеральной. И когда она подошла к концу, то — создаётся такое впечатление — все участники постарались как можно скорее избавиться от того ещё только что сквозного, всемирную душу продирающего чувства Правды, чувства пути над бездной. Тут же вернулись прежние аргументы и мотивации, важные, серьёзные: о послевоенном мироустройстве, о том, что делать с побеждённой Германией (Сталин даже — по своему в таких важных делах обыкновению — лично надиктовал партийному идеологу Александрову тезисы статьи «Товарищ Эренбург упрощает»),как разбираться с нашими уважаемыми партнёрами, не допуская совершенно неуместного космополитизма… Началось послевоенное время, когда правд много, у каждого — своя, а у нас вообще в кавычках: «Вот лежит газета «Правда», в ней написана неправда»…

Но послевоенное время кончилось. И довоенное тоже. И про генеральную репетицию — мы же знаем, на ней всё не заканчивается. Так что — думаю я — пошёл прогон. Ну — предпремьерный показ.

Я отвлекусь от разномасштабных кровавых междоусобиц. От «утраты берегов» в цинизме и двойных стандартах «цивилизованной дипломатии». Даже от последних Олимпийских игр в Рио-де-Жанейро. Не «крайних». Хотя, конечно, символическая история с параолимпийцами — как и всякая символическая история (склад детских туфелек, к примеру, или там пресловутые абажуры с матрасами) — она очень важна и символизирует почти всё.

Просто фазовый переход — это такая штука. Вот была вода — пфф! — вскипела, и пар повалил. Вот был лёд — хрясь! — ледоход, и вода потекла. Всё меняется, хотя и из того же самого состоит.

Был Запад и серьёзные цивилизационные противоречия, которые мы пытались худо-бедно решать, отстаивая свой суверенитет. Были разные политические и идеологические подходы — консерватизм, социализм, либерализм разной степени интенсивности. Европа от Лиссабона до Владивостока. Конвергенция от социал-гедонизма до ультрамонетаризма. Разные были стилистические разногласия снаружи и внутри страны — кто тут с хорошими генами, а кто анчоус, кто наймит Госдепа, а кто кремлядь. Но — как и у Эренбурга после прочитанных им писем немецких офицеров с фронта домой (там было про русских скотов, жрущих в концлагере червей и помои) — кажется, что наступает какой-то край. И — очень хочется надеяться, очень! — что наступит такое время, когда очередной противный кремлёвский идеолог, типа Георгия Александрова в 1945 г. (тот ещё фрукт, кстати, был),— окрикнет нас всех с первых полос гаджетов и планшетов: «Господа такие-то упрощают!»

Но… Они отшвырнули инвалидов. Они ничего уже не видят перед собой, кроме дифференциации геномов. Они отшвырнут каждого. Они убьют всех. Ничего нет — либерализма (и про либерастов шутить хватит),вестернизации, партнёров. Есть либерасизм. И есть вестернацизм.

Гуд-бай, Америка. И сколько раз увидишь…



Подробности: https://regnum.ru/news/polit/2165964.html

Картина дня

наверх