Неожиданные акценты выступления главы правительства РФ на недавнем инвестиционном форуме в Сочи вряд ли свидетельствуют о «левом повороте» российских властей после выборов в Госдуму. В условиях нулевого экономического роста и низких цен на нефть воплотить в жизнь заявленную Дмитрием Медведевым программу «инвестиций в человека» можно только за счет увеличения изъятий у самих граждан в виде новых налогов и добровольно-принудительных платежей.
«Социалка» вместо инвестиций
Открывая пленарное заседание форума, премьер-министр Дмитрий Медведев дал понять, что нынешний сочинский саммит следует воспринимать как некий «съезд победителей» спустя две недели после прошедших парламентских выборов, на которых возглавляемая им партия «Единая Россия» завоевала конституционное большинство в Госдуме. «Тот результат, который мы получили, — это не только показатель политической стабильности, не только победа для „Единой России", но и большие возможности, и прежде всего, конечно, огромная ответственность перед людьми, которые нам поверили, которые поддержали нас. По сути, это такой карт-бланш от миллионов наших граждан», — заявил Медведев.
Основным текущим вызовом для руководства страны он назвал в своем выступлении «запрос на реальное изменение экономической и социальной среды», который требует от властей «гораздо большего, чем просто меры стимулирования экономики или качественной социальной политики». В качестве ответа на этот вызов Медведев анонсировал внедрение в деятельность государства «проектного подхода, который прежде всего ориентирован на эффективность», или переход «от модели управления по поручениям к управлению по результатам».
Подобная риторика из уст Дмитрия Медведева звучала не раз, в том числе и на форуме в Сочи, однако оставшаяся часть выступления премьера была посвящена отнюдь не той проблематике, которая обычно обсуждается на этом мероприятии (инвестиции, экономическая политика, развитие регионов и т. д.). В центре пленарного доклада Медведева неожиданно оказались проблемы развития социальной сферы — здравоохранения, образования, доступности жилья, ЖКХ, городской среды и т. д. В общей сложности, по словам главы правительства РФ, было сформировано 11 приоритетных направлений, которые «затрагивают все сферы социальной и экономической жизни». Что же касается собственно экономической политики, то ей в выступлении Медведева был посвящен лишь небольшой фрагмент с ритуальными, по сути, заявлениями о необходимости развития малого бизнеса.
Пленарному заседанию Сочинского форума по традиции предшествовал деловой завтрак Сбербанка с более привычной повесткой, посвященной бюджетной политике в условиях резкого сокращения доходов государства. Ключевым спикером этого мероприятия выступил экс-министр финансов РФ Алексей Кудрин, который уже в привычной для себя роли критика нынешнего правительственного курса «справа» заявил, что в условиях сжатого бюджета необходимо отложить реализацию майских указов Владимира Путина в части роста зарплат бюджетников. Однако на это вполне ожидаемое заочное предложение у Дмитрия Медведева был заранее заготовлен ответ: «Все социальные обязательства, которые в настоящий момент государство на себя приняло, будут исполняться. Бюджет остается главным инструментом нашей социальной политики».
Более того, в завершение своего выступления премьер заявил, что «социальная стабильность — исключительно важное благо», напомнив о предстоящем в следующем году столетии Русской революции, которую Медведев подчеркнуто назвал Великой Октябрьской социалистической. «Эта революция, — добавил он, — очевидный пример того, как с утратой стабильности были, по сути, разрушены основы экономики и на долгие годы утрачены перспективы экономического роста. Именно поэтому, мне кажется, мы должны дорожить всем, что имеем сейчас: и политическими результатами, которые были достигнуты совсем недавно, и теми, может быть, робкими, но существующими уже сегодня успехами в экономической и социальной жизни. Во всяком случае, я это понимаю именно так».
Рецидив бонапартизма
Некоторые комментаторы уже усмотрели в этом пассаже Медведева, известного своими давними симпатиями к неолиберальным идеям, некие признаки «левого поворота» — а равно и в результатах недавних выборов, учитывая то, что порядка 30% голосов тех, кто 18 сентября дошел до урн, было отдано за партии левого толка (КПРФ, «Коммунисты России» и др.). Между тем в неожиданных акцентах премьерского выступления в Сочи следует скорее видеть попытку некой «перезагрузки» той политики лавирования между разными социальными группами, которую государство вполне успешно вело и в прошлом десятилетии, и в первые годы нынешнего. Однако если раньше российская версия бонапартизма была основана на нефтегазовых сверхдоходах, то в нынешней ситуации бюджетного кризиса ставка на подобную стратегию может не сыграть.
На это вполне определенно намекнул один из участников пленарного заседания Сочинского форума — председатель совета директоров «ЕвразХолдинга» (одной из крупнейших в России металлургических компаний) Александр Абрамов. «Мне кажется, что страна и, в общем, истеблишмент до сегодняшнего момента не в состоянии договориться между собой, что́ у нас приоритет: мы хотим быть социально ответственным и социально стабильным государством или мы хотим иметь экономический рост, — заметил он в ответ на выступление Дмитрия Медведева. — Мы хотим иметь устойчивый и высокий экономический рост, но при этом мы хотим иметь социально стабильное государство с очень высокими патерналистскими настроениями у населения, при этом имея 70-процентную долю участия государства в экономике. Я уж, честно говоря, удивляюсь, почему нет ещё госплана».
Иными словами, в версии крупного бизнеса пресловутый запрос к государству на «реальное изменение среды» заключается в более четком определении приоритетов в его пользу в ситуации, когда невозможно одновременно удовлетворить интересы всех. Собственно, об этом же говорил и Алексей Кудрин, призывая отложить выполнение майских указов, а еще более открытым текстом его поддержал член совета директоров Альфа-Банка Петр Авен. «К сожалению, — сказал он на пленарном заседании Сочинского форума, — действительно население почувствовало на себе кризисные удары. У нас неравенство растёт темпами, которых мы не знали с начала 2000-х годов, падают реальные располагаемые доходы, в прошлом году расходы домохозяйств упали на 9,6 процента, это много. Но мне кажется, что после многих лет быстрого роста такое падение доходов не так страшно. Значительная более опасная — это ситуация с экономическим ростом».
Задача о курице и яйце
Между тем драматизм той ситуации, в которой пребывает правительство Медведева с самого момента его формирования в 2012 году, заключается в том, что никаких возможностей для экономического роста по всем фронтам, а не по отдельным направлениям типа АПК или химпрома, оно создать не в состоянии. Не стоит забывать, что нынешний экономический кризис в России начался вовсе не в 2014 году с международными санкциями и обвалом рубля — все признаки замедления экономики после быстрого восстановления от кризиса 2008−2009 годов были налицо еще за год-два до присоединения Крыма и последующих событий. Однако в экономическом блоке правительства мы по-прежнему наблюдаем одних и тех же людей, за небольшими исключениями типа появления во главе Минсельхоза бывшего кубанского губернатора Александра Ткачева.
Еще не так давно в высказываниях членов правительства сквозили надежды на то, что уже в ближайшее время российская экономика может перейти к росту. Однако теперь, судя по выступлению Дмитрия Медведева в Сочи, вопросы роста не то чтобы уходят на второй план — у кабмина на них просто нет внятных ответов. Новая гипотеза правительства заключается в том, что увеличение темпов роста экономики может быть достигнуто путем увеличения «инвестиций в человека», однако в формулировке Медведева эта причинно-следственная связь скорее напоминает задачу о курице и яйце: «Конечно, можно долго спорить о том, какая из задач первична — инвестиции в человека или увеличение темпов роста экономики, но очевидно, что целью развития любой экономики является благосостояние людей и именно благосостояние может повысить спрос, который служит источником экономического роста, одно без другого невозможно».
При этом премьер-министр открыто скептически относится к таким давно предлагаемым инструментам стимулирования роста, как снижение ключевой ставки ЦБ, а о пресловутых структурных реформах в его выступлении в Сочи вообще не было сказано ни слова. Но в то же время Медведев технично обошел стороной и вопрос об источниках пресловутых «инвестиций в человека», хотя в последние дни это как раз самая обсуждаемая тема. Судя по последним инициативам властей типа налога на «тунеядцев», восстановления курортного сбора и прочих новых платежей, которые обсуждаются на уровне правительства, за эти инвестиции придется заплатить самому человеку — среднестатистическому гражданину России, причем без каких-либо гарантий, что заявленный «проектный подход» приведет к более эффективному использованию изъятых у населения средств.
При этом истеблишменту, регулярно болеющему за судьбы страны на Сочинском, Петербургском и прочих форумах, повышенная степень участия в «инвестициях в человека» пока явно не грозит. Вопрос об увеличении изъятий у элиты — например, в виде прогрессивной шкалы налогообложения доходов — отложен, как минимум, до президентских выборов 2018 года, да и рассчитывать, что эти меры дадут ощутимый результат, не слишком приходится. Искусством сокрытия своих реальных доходов российская элита давно овладела в совершенстве, и вряд ли допустит серьезного изменения правил игры даже в том случае, если ей придется согласиться на непопулярные меры.
Добро пожаловать в неолиберальный госкапитализм
Тот тип социальной системы, который сейчас стремительно складывается в России, можно назвать неолиберальным госкапитализмом. Такая формулировка звучит парадоксально лишь на первый взгляд — на самом же деле неолиберализм с его установкой превращать все в рынок вовсе не противоречит идее усиления роли государства в экономике. Главное здесь — лишь правильно отобрать тех, кто будет уполномочен государством внедрять капиталистические принципы там, где они еще почему-то не восторжествовали.
В качестве примера можно привести массовое жилищное строительство, которое в России в последние годы находится на серьезном подъеме, невзирая на экономический кризис. Однако если посмотреть на структуру предложения на рынке первичного жилья, то легко заметить, что основной продукт, предлагаемый застройщиками, — это однокомнатные квартиры или так называемые студии — малогабаритное жилье, в котором даже одному человеку сложно развернуться. Тем не менее, такое жилье пользуется спросом — во многом потому, что ничего более существенного значительная часть покупателей позволить себе просто не в состоянии. Более того, ради приобретения, по сути, неликвидного жилья население залезает в долги по ипотеке, активно пользуясь государственными субсидиями процентных ставок в специально уполномоченных на это банках (преимущественно государственных же).
Отдельная история — какое в результате получается качество городской среды в ситуации, когда конечная цена квартиры является производной от стоимости земли и подвода к ней коммуникаций. Обратной стороной бума массового строительства оказалось появление на окраинах российских городов новых районов, которые уже через несколько лет превратятся в настоящие гетто (прямое следствие большого количество однокомнатных квартир и «студий») и с ними больше ничего нельзя будет сделать, кроме как снести. Хотя пока ситуация выглядит вполне приемлемо для всех сторон: чиновники рапортуют о росте сданных «метров квадратных», застройщики имеют хорошую оборачиваемость средств, госбанки даже с госсубсидией прилично зарабатывают, а население активно обустраивается на новых местах. Как тут правительству не задуматься о том, чтобы и дальше наращивать темпы строительства?
На первый взгляд, все эти «издержки производства» попыталась учесть в ходе прошедшей предвыборной кампании «Единая Россия» в сакраментальной фразе, приписываемой новому спикеру Госдумы Вячеславу Володину «Двор — единица политического пространства». Однако за этой чеканной формулировкой, которую впору отливать в граните, в действительности скрывается признание партией власти того, что в стране фактически провалилось построение системы местного самоуправления, в зону ответственности которого, в общем-то, и должны входить дворы и прочие вопросы повседневной жизни горожан. Если же коммунальные вопросы выносит в свою повестку федеральных выборов правящая партия, то это значит, что-либо ни к каким иным вопросам ее не подпускают, либо решение этих вопросов на подобающем уровне просто завалено, либо же — что более соответствует российским реалиям — и то, и другое вместе. Поэтому в рамках доктрины «двор — единица политического пространства» новый созыв Госдумы вряд ли способен претендовать на нечто большее, чем роль коллективного управдома, а с прописанной в Конституции независимостью местного самоуправления от государственной власти можно, видимо, окончательно попрощаться.
Но не лучшим образом обстоит дело и на среднем уровне власти — региональном: большинство субъектов федерации погрязли в долгах после того, как на них перевесили значительную часть обязательств по пресловутым майским указам. Как сообщил на деловом завтраке Сбербанка Алексей Кудрин, в перспективе до 2019 года расходы бюджетов в реальном выражении упадут на 19%, и это вызов, единственный возможный ответ на который предполагает дать главам регионов большей свободы. С этим рецептом можно только согласиться, если бы не одно «но»: прозвучал он из уст человека, который в прошлом десятилетии своими руками выстраивал предельно жесткую бюджетную вертикаль, лишившую большинство регионов, не говоря уже о муниципалитетах, даже тени финансовой самостоятельности.
Однако руководство страны предпочитает делать вид, что ничего критичного с бюджетами регионов не происходит: судя по ряду высказываний, единственным упущением в федеральном центре считают, что регионы набрали много займов у коммерческих банков, которые сейчас активно замещаются условно бесплатными бюджетными кредитами Минфина. Но о том, чтобы изменить саму «архитектуру» системы межбюджетных отношений, речи по-прежнему не идет — «вертикаль власти» в ее специфическом понимании явно относится к тем сакральным сферам, где невозможно поступиться принципами.
